«ЧИСТОЕ ПРОИЗВОДСТВО» объединяет все модные технологические тренды
Сегодня мы беседуем со Станиславом Васильевичем Мещеряковым, которого все знают как члена Совета главных экологов нефтеперерабатывающих и нефтехимических предприятий России и СНГ, ведущего эксперта в области промышленной экологии страны. Можно долго перечислять все звания и должности Станислава Васильевича - Председатель Комитета по экологии и промышленной безопасности Ассоциации нефтепереработчиков и нефтехимиков, зав. кафедрой промышленной экологии РГУ нефти и газа (НИУ) им. И.М.Губкина, профессор, д.т.н. эксперт ООН по промышленному развитию, академик РАЕН, член-корреспондент Российской инженерной Академии, лауреат Государственной премии РФ 2002 года за участие в работе по организации автоматического мониторинга воздушного пространства санитарной зоны Астраханского газового комплекса, Президент Национального российского центра экологического менеджмента и чистого производства, автор двадцати восьми изобретений и свыше двухсот научных трудов. Но рубрика «Персональное дело» дает особую возможность – познакомиться с профессиональной и личной биографией этого незаурядного, многогранного человека, с его взглядом на жизнь и будущее промышленной экологии.
- Станислав Васильевич, давайте начнем с Ваших «истоков» – семьи, детства, выборе профессии.
Семья наша большая и с интересной историей: в селе Знаменка черноземной Тамбовской губернии жили два брата Яков и Петр Мещеряковы. Во время Столыпинской реформы в 1908 г. семейство Якова с 10 детьми, одним из которых был мой отец, переехала в Омскую область на новые земли. Семья матери Макаровы – тоже родом из Знаменки, бабушка была поваром у графа Строганова, а дед занимался продажей скобяных изделий, хомутов и прочей утвари, и к революции имел несколько магазинов-факторий в Тамбовской губернии и на Украине. И когда в 1925 г. на Тамбовщине после подавления Антоновского восстания всех середняков (в число их попали родители матери) сослали в Сибирь. Эшелон остановился, и очередную группу ссыльных высадили в снег, так семья Макаровых с малыми детьми оказалась на станции Исилькуль. На санях случайного крестьянина ночью они приехали на ближайший постоялый двор, поставили самовар, и вдруг на печке кто-то зашевелился и сказал: «Райка!» - Это был мой отец, он сразу узнал мать, с которой был знаком еще в Знаменке, хотя они расстались, когда обоим было по 3 года… Так мои родители заново познакомились в Омской области. Со временем их братья и сестры выросли, разошлись по всей России. Представляете, у меня по отцу и по матери 56 двоюродных братьев и сестер! Я многих даже не знаю. Раз попал ко мне студент-оболтус по имени Стас. Оказалось, внучатый племянник, его в мою честь назвали. Конечно, пришлось за него взяться, наставить на верный путь…
А родился я за месяц до войны, и самое первое, что помню, - какими трудолюбивыми и умелыми были все мои родственники. Дед мало того, что работал в райпотребсоюзе, так еще столярничал, и меня приобщал: вот тебе стамеска, вот тебе рубанок, строгай и думай, как детали соединить. В 7 лет я уже сделал скамейку и тумбочку. Теперь понимаю, что тем самым он воспитал во мне «технологическую логику», необходимую для ученого-технолога. Теперь и я стараюсь ее прививать студентам, ведь прежде всего нужно решить, что вы хотите сделать, из чего и зачем, как оборудование будет работать и с чем оно будет сопряжено.
В школе я был самый активный, везде первый: хоть таблицу Менделеева с горящими лампочками делать, хоть спортзал строить, старый ГАЗ чинить и автокружок организовать. Всем классом на каникулах мы ездили на целину, работали на комбайнах, молотили зерно. Омский театр тогда «гремел», и мы организовали школьный театральный кружок, выступали в соседних военных частях. Подзаработали денег, и школа организовала нам поездку в Москву на фестиваль молодежи через всю страну на поезде. Столько впечатлений было! И не беда, что ночевали на матах в московской школе. Все нам тогда было по плечу, все интересно.
Тогда я мечтал о профессии геолога: зачитывался книгами вроде «Дерсу Узала», документальными повестями об открытии алмазов и золота, о походах по лесам и сопкам. Но когда закончил школу, в Омске открыли филиал нефтяного института. Мама тогда работала на Омском НПЗ и посоветовала: «На заводе набирают курсы операторов для новых установок. Предложи одноклассникам, может, кто-то согласится потупить в вуз на вечернее и параллельно закончить курсы операторов, работать и учиться». – А тут еще приехал в Омск доцент Московского нефтяного института Сарданашвили Александр Георгиевич, которого назначили. деканом Омского филиала, он то и пообещал молодых студентов вечерников перевести на очное обучение в Москву тех, кто будет особенно успешен. Так мы с друзьями закончили курсы операторов, кто пошел на сероочистку, кто на ГФУ, а я с тремя товарищами попал на атмосферно-вакуумную трубчатку, стал работать на миллионнике.
Но я же был неугомонный и предложил ребятам выдвинуть нашу установку на звание установки коммунистического труда: бороться за эффективность и качество, внедрять рацпредложения. Вон кран стоит, капает, надоело под ним убирать – давай поставим второй кран и поддон. Надоело таскать на себе соду в люк – ее закачивали в бензин, чтобы меркаптан убрать, – давай поставим насос, будем соду разводить и закачивать. Подобные мелкие рацпредложения мы воплощали постоянно, соревнуясь с ребятами.
Так я год отучился на вечернем и, помнится, по какому-то общественному делу будучи в Москве, зашел в нефтяной институт в учебную часть узнать возможен ли перевод с вечернего на очный. Оказалось, что меня уже хорошо знали как очень активного студента вечерника – я всех вечно организовывал, был и в спорте успешный, имел первый разряд по волейболу, и Деда Мороза на Новый год мог сыграть, и даже Снегурочку. Я получил подтверждение о том, что меня переведут. Но официальный перевод по закону проводился с 1 сентября, а было 20 августа. Вернулся домой, думал, ненадолго, а меня уже ждет повестка в военкомат. Родители настояли – надо явиться и объяснить ситуацию с переводом. Не хотел, но пошел. Военком дал шанс добыть документы о переводе на дневное до 5 утра, до отправления поезда с новобранцами, иначе мой путь лежал в группу «Г», группу советских войск в Германии… Мы ночью декана подняли, он дал нужную справку, где было прописано, что все мои документы уже находятся в Москве. Я пришел к эшелону вразвалочку, уверенный, что «эпопея» с армией закончилась. А оказалось – печать-то на справке была с вечернего отделения…
Так я попал в сержантскую школу на 3,5 года. Но, говорят, по одной семейной линии я потомок Суворова, точнее, его брата. И после окончания сержантской школы меня оставили в ней командиром отделения. А на третий год службы наш лейтенант командир взвода случайно получил травму, его комиссовали, и я, как его заместитель, лучший спортсмен, комсомольский активист и член парии, был вынужден принять командование. Выпуск состоялся в июне, и по его итогам наш взвод получил лучшие отзывы. Начштаба, знавший меня по двум учениям, постановил по мобилизации присвоить мне звание младшего лейтенанта. Это было просто невиданно! Правда, с условием – я должен был поступить в Москве в офицерское училище. Я наотрез отказался, и меня в отместку демобилизовали последним в середине ноября.
Вернулся в Москву из армии в 1963 г., деканом химико-технологического факультета к моей большой радости был Сарданашвили А.Г, он-то и предложил мне как переростку идти сразу не на второй, а на третий курс. Поставил задачу – к 1 мая сдать 16 экзаменов и около 40 зачетов. Куда деваться, сидел в Омске, зубрил, решал задачи, все освоил и честно сдал. И этот «мозговой штурм» дал мне такой толчок, что я стал дальше учиться только на отлично. Конечно, параллельно опять занимался комсомольской и партийной работой, стройотрядами, организовал шесть выездов: на строительство нефтепровода «Игрим-Серов», в Сургут, в Нефтюганск. В РГУ нефти и газа ректор организовал штаб строительства новых корпусов института, и я пять лет был его замом по строительству. Общежитие, клуб, столовая возводились под моим руководством, в эпоху дефицита это была целая эпопея… Помню, как мы с колбасой и конфетами ездили «выбивать» дефицитные стройматериалы!
Получил диплом по специальности НХС – нефтехимический синтез – и остался на кафедре у молодого шефа Александра Федоровича Лунина. Уже тогда мной интересовались в Министерстве внешней торговли, но я отказался, так как мы на кафедре интенсивно работали, за первый год у меня было уже пять авторских свидетельств и несколько статей. В 1973 г. я защитил кандидатскую диссертацию по синтезу полимеров с сопряженными связями, которые оказались еще и катализаторами, и мы активно развивали эту тему.
А в год защиты объявили, что молодых преподавателей, владеющих французским языком, направят в Алжир для обучения местных студентов. Шеф сказал: «Напрягись, учи французский!»- Так, занимаясь днями и ночами, в ноябре я сдал кандидатский минимум по немецкому, 5 марта сдал промежуточный экзамен по французскому, а 12 марта прошла защита. Кстати, у нас была прекрасная преподавательница из нашего института Агаян Тамара Львовна, которая научила нас принципу скорочтения на французском языке, что очень помогло потом читать научную литературу.
В тот же период со студентами я объехал множество НПЗ – Новокуйбышевский, Московский, Киришский и т.д. Тогда была мода – ехать на практику, что действительно, здорово нас обогатило, позволило лучше понять логику построения заводского хозяйства, узнать какие-то практические моменты жизни НПЗ.
Первый заезд в Алжир у меня был на 4 года, он помог еще лучше освоить язык. У меня были самые активные студенты, а еще спорт, рыбалка и кабаны. Вернулся в 1978г. и до 1985г. готовил докторскую диссертацию, совмещая работу в лаборатории с общественной нагрузкой – продолжением стройки, теперь мы строили геологическую базу в Кисловодске и общежитие. Каждый день до 10-11 вечера, из собственного интереса мы синтезировали полимеры, вели круглосуточные испытания катализатора, анализ и доработку. И ко второй поездке в Алжир костяк докторской диссертации у меня уже был почти готов.
Все тогда везли с собой за границу сыр, масло, сало, а я вез экспериментальную установку из стекла, в самолете на руках держал ее, как ребенка. Зато потом в Алжире я сделал работу по разложению оливкового масла, каталитическому получению жирных кислот, так как преподавал уже в пищевом институте на кафедре жирных кислот. Впоследствии на основе моей докторской диссертации на Щебекинском заводе запустили установку получения эфиров жирных кислот – аналогов природных восков.
Когда я вернулся в Москву, четыре моих аспиранта защитились по жирам, в частности, по получению искусственных аналогов природных восков. Мы брали отходы химпрома – длинные спирты (короткие используются в моющих средствах) и стеариновую кислоту, которую я научился получать из отходов жировой промышленности при очистке масла-сырца щелочью. Нам удалось состыковать стеариновую кислоту с длинными спиртами и получить искусственные воски. Кстати, этот момент интересен в контексте нашей главной темы утилизации отходов: тогда я впервые предложил из двух отходов получать полезный продукт.
Еще мы пытались получить спермацет, его использовали как пластификатор пленки при пакетировании молочных продуктов. Шесть лет я занимался торфом, это богатейший источник органики, из них извлекают природные стероиды, редкие гуминовые кислоты, воски, эфиры. Также в моей диссертации было исследование по получению оргстекла из акрилового ряда. Акриловую кислоту этерифицируют, получаются эфиры, их полимеризуют, и получаются очень прочные пластмассы – плексиглас. Все это я синтезировал и описал в своей докторской диссертации. Кстати, когда в Дзержинске в НИИоргстекла занимался метакриловым рядом, я нашел ингибиторы для перегонки при низкой температуре, позволяющие приостанавливать полимеризацию, на них у меня 5 авторских свидетельств. В том числе, из никеля при соединении с акриловой кислотой получился очень стойкий ингибитор, с которым я два раза «насухо» проводил перегонку! Хотя с обычным ингибитором 30% его полимеризуется на днище колонны.
Читая лекции пищевикам, я соединил органическую и фундаментальную химию с технологическими процессами пищевой промышленности – получением маргарина, майонеза и т.д – и сделал ряд предложений. По этой теме удалось прослушать лекции в Париже, в Италии, Венгрии и Канаде, пообщаться с заграничными коллегами, и оттуда я привез замечательную мысль: можно получать очень чистый глицерин путем перетрификации метанолом на катализаторе. А поучаемые метиловые эфиры жирных кислоты – это и есть чистейшее экологическое, органическое дизтопливо.
Также в моей докторской диссертации представлены три новых катализатора, которые позволяют перерабатывать отходы НПЗ, содержащие непредельные углеводороды С3, С4, С5 - пропановую бутиленовую и амиленовую фракцию. Соединение их со спиртом на моем катализаторе дает оксигенаты, добавки к бензинам. На эту тему у меня есть 5 патентов, полученных в Польше, так как мы делали эту работу в Кракове с аспирантом поляком. Не раз в Ассоциации нефтепереработчиков я говорил: если отходы – большая проблема НПЗ, то вот патенты по их переработке, давайте внедрим. Но заводчанам не хочется отвлекаться от основного производства, это же надо получать ТУ, разрешение, проводить испытания, а наука при заводе отсутствует. Хотя сегодня на экологии можно зарабатывать деньги.
- И какое направление в этом сегменте прикладной науки сегодня Вам представляется наиболее перспективным?
Вот уже 25 лет я заведую кафедрой промышленной экологии, 20 с лишним лет являюсь руководителем диссертационного совета, и всегда говорю молодым коллегам: «Вы получили 200 новых препаратов и ищете, какими свойствами они обладают. Пора действовать иначе, надо синтезировать молекулу с заданными свойствами!» - А научил меня этому Филипп Лау американский ученый, когда я был у него в 1999г. в Хьюстоне. Это знаменитый химик и бизнесмен, создавший синтетические ткани для космоса, для зимней одежды на основе полимеров с сопряженными связями; все современные оптические линзы и стекла – его изобретение. Но теперь сфера его интересов – экология. Так вот, мы разговорились, и он подал очень интересную мысль: когда мы что-то моем – одежду, песок, шлам, не важно – то хорошее моющее средство провоцирует образование стойкой эмульсии. Но тогда нужен еще какой-то второй процесс, который мог бы эту эмульсию разложить. А если синтезировать молекулу, в которой одна функциональная группа была ответственна за мытье, а вторая за разложение устойчивой эмульсии?! И он это сделал, назвал их «гринзимами», которые активно используются при отмывке нефтезагрязненных почв и канадских песков.
- Что, на Ваш взгляд, мешает развивать бизнес, связанный с утилизацией промышленных отходов?
Сегодня у меня были посетители, решившие заняться переработкой электронного лома. Но, как всегда, они не проработали вопросы: будет ли постоянно поставляться сырье, какой продукт они хотят получать в результате, и есть ли стойкий спрос на него? Технологии, аппараты всегда можно подобрать под задачу. Но если на западе есть закон, по которому завод-производитель электроники обязан купить у вас 30% материалов, полученных при переработке его лома, то у нас такого закона нет. Поэтому нужно прежде изучить рынок и найти потребителя.
То же самое и в нефтепереработке: есть атлас, в нем печи, колонны, холодильники, а фланцы по мощности, собрать и просчитать технологию не сложно. В настоящее время составляются справочники наилучших доступных технологий (НДТ) в которых в основном приводятся аппаратурное оформление процессов. Но для экологии нужнее «справочник» технологических цепочек, обеспечивающих получение товарных продуктов из отходов или достижение нулевого сброса. И уже в соответствии с цепочкой всегда можно подобрать НДТ по подогреву, сепарации, разделению и т.д.
Я это пытаюсь объяснить везде и всем: не стоит начинать с покупки десорбера, главное - проработать источник сырья, технологию, сбыт. Часто кажется, что отходы – «ничейные». Уверяю вас, когда дело дойдет до переработки, откуда ни возьмись, обнаружится хозяин и выставит свои условия. И не факт, что их выдержит «экономика» вашего проекта.
А вот еще случай, пришел предприниматель: «Мне в Роснефти обещали дать пруды отходов, я купил термодесорбер или американскую установку по переработке отработанного масла». – Но если на западе практикуется раздельный сбор, и, например, автомобильные масла, которые различаются только присадками, их можно этой установкой рекуперировать, то у нас все перемешано – и автол, и смазки, и масла. Это требует совсем другого подхода: нужна очень глубокая колонна вакуумной перегонки, более глубокая, чем обеспечивает барометрический колодец на вакуумной колонне НПЗ. При низком вакууме и более низкой температуре отходы можно перегонять на базовые масла – индустриальное, автомобильное, смазочное, и насыщать присадками. И это будут более качественные продукты, чем при прямой перегонке.
- Но, кажется, такое производство менее маржинально?
Сегодня маржа – важный фактор, но я доказал, что на отходах можно зарабатывать, когда создал наш Центр чистых технологий в Вене, ставший воплощением концепции Чистого Производства, которая включает в себя все модные тренды нефтеперерабатывающей и нефтехимической отрасли, вплоть до цифровизации.
В чем идея? Я прихожу на любое производство, и с вашими работниками – ИТР, передовыми рабочими, экономистом, механиком, айтишником – мы начинаем анализировать ваш завод, все участки, от входа нефти до получения конечных продуктов. Мы вместе ищем «узкие места»: здесь недогрев – нужно поставить дополнительный теплообменник; здесь перегрев – надо поставить дополнительную секцию холодильника; здесь мощность насоса низка – нужно увеличить; здесь подается растворитель – сальник поставить и т.д. Мы вместе считаем, как эти доработки повлияют на качество продукции, ее объем, на эффективность и экономику производства, в том числе, на уменьшение стоков и выбросов и снижение платы за негативное воздействие на среду обитания.
К сожалению, многие руководители нефтегазовых производств рассуждают, мол, это все хорошо для кофеен и хлебопекарен, но на Западе полагают иначе и активно внедряют принципы Чистого производства в практику нефтяной отрасли. Мне кажется, эту тему стоит обсуждать, причем со специалистами-практиками, а не кабинетными методистами.
- Так как же, на Ваш взгляд, продвигать экологическую идею в практику НПЗ и НХЗ?
Раньше по наивности мы думали – надо создавать организации, давать экспертные оценки и т.д. Теперь таких групп полно, но, вот уже 20 лет работая в составе ВАК, я никогда не встречался с этими специалистами на полях отраслевой науки, на профессиональных площадках. Думаю, главная их задача – заработать деньги. При Торгово-промышленной палате РФ мы создали Ассоциацию переработчиков отходов, в которую вошли многие другие знаменитые нефтяники, не раз предлагали создать при Ассоциации ответственную и высокопрофессиональную компанию по переработке отходов. Но сегодня предприятия отрасли предпочитают скрывать отходы своих производств. А те, кого они нанимают для переработки, справиться с задачей не могут, потому что конкурс выигрывает назначающий за услуги меньшую цену. Но как, условно говоря, за 5 рублей можно сделать то, что стоит 25? Сегодня, если скомпоновать нормальную технологию, минимальная цена переработки выйдет в 200 долларов за тонну отходов, и то, если объемы будут большие. А откуда взять деньги, и когда затраты окупятся?
Я ставил вопрос на заседании Совета Федерации: после сбора экологических налогов Минприроды и Росприроднадзор аккумулируют довольно большие суммы, часть которых возвращается в регионы для решения целевых задач. Например, я знаю, в Краснодар возвращается 2 млрд. рублей, которые они должны потратить на работу с загрязнителем, но тратятся на издание какой-нибудь книжки, очистку ручейка… Надо взять под контроль, анализировать эти вещи. К примеру, не может одна маленькая компания, имеющая один термодесорбер, осуществить очистку пруда до рекультивации, т.е. до состояния, способного рекультивироваться аборигенными или биологически активированными организмами. А для этого нужна точно выверенная, просчитанная технологическая цепочка! Чаще мелкие компании «снимают сливки», занимаясь частичной переработкой, а не переработанные остатки увозят и прячут подальше.
- И что же делать в этой ситуации?
На мой взгляд, есть два пути. Первый – под каждый тип отхода подбирать последовательно технологическую цепочку, которая обеспечивала бы или коммерческий продукт, или нулевой сброс. В концепции чистого производства мы это и разбираем, создаем проект, обсчитываем – что сколько стоит, где взять наиболее доступное оборудование – нагреватель, сепаратор и т.д. Увы, воплотить этот подход на практике получается редко, чаще вопрос решается не кардинально, а частично, при этом загрязняется что-то еще. Когда начинаешь подробно обсуждать технологию утилизации с компаниями-переработчиками, они честно заявляют: «Мы так не умеем работать…»
До сих пор идет лоббирование непринятия закона об ответственности загрязнителя до конечной переработки отходов. У нас так – передал, и ничего не знаю, куда повезете, где сбросите, это уже не мои проблемы. Ну, сколько можно об этом говорить?
Итак, первое направление – сепаративная переработка одного отхода до конечного продукта. Наука химия это обеспечит, только поставьте задачу. Например, из отстоя резервуаров можно получить смазку, я подскажу технологию – как прижать, что добавить и т.д. из Киришей мне звонили – придумали, как переработать резервуарные отходы, сепаративные отходы. Есть интересные решения, их можно на многих НПЗ осуществить. Но для этого нужна воля государства и стимулы для заводов, вкладывающих деньги в переработку. В рамках концепции чистого производства мы бы посчитали: какой экологический налог платится? А если сделать продукцию и продать ее? Но завод озабочен производством качественного бензина и нескончаемыми КЭРами, к тому же «инициатива наказуема», а так авось пронесет, спрячем, закопаем… Еще В.И.Данилов-Данильян озвучил – у нас прячется 70% экологических отходов предприятий.
Сегодня активизировался Росприроднадзор, но они занимаются «разоблачением» загрязнителей окружающей среды, наложением налогов и штрафов, судами, а не помощью предприятиям в этом нелегком деле. Их просят: подскажите, как нам исправить ситуацию? Ответ - не наше дело.
Это мы говорили о пути, связанном с переработкой накопленного шлама, а теперь о работе с текущими отходами предприятия. Представьте, ваш декантер сегодня должен работать с донными отложениями резервуара, завтра – с линзой, послезавтра вам предложат иное сырье. Постоянно переналаживать производство, оборудование, технологию – не рентабельно, да и нереально. Поэтому второй путь предполагает, сбор различных отходов в одном месте. Их нужно тщательно перемешать до однородной консистенции и с этой массой работать до получения конкретной продукции. Технологию можно разработать под конкретный состав смеси. С этим справился бы небольшой завод, главное, чтобы состав сырья для переработки был постоянным, и поставка сырья была гарантирована, тогда переработка отходов может стать рентабельной и экологически чистой. Я сто раз выступал на эту тему в Госдуме, в Совете Федерации. Реакция – отлично! А дальше все буксует. Но я продолжаю продвигать эту идею.
Мы общались с директором одного немецкого завода по производству декантеров, они освоили рынок пищевого производства и хотели бы зайти в нашу нефтянку. Мы сделали предложение КИНЕФу, но, тщательно проанализировав, поняли – просто аппарат никому не нужен. Во-первых, даже в рамках одного завода накапливаются очень разные отходы, и если они будут приходить на декантер в своем исходном виде, он работать не сможет. Нужна буферная смесь, которую завод собирал бы в одном месте, чтобы сырье для аппарата было постоянным по составу, тогда его работа будет стабильной, как и продукты разделения. Тогда, по мысли заводских товарищей, им можно найти применение и использовать при наладке режимов. Вода идет постоянная, хочешь – делай биоочистку, обратный осмос, хоть до питьевой воды. А остаточный кек надо дожигать и хоронить на отведенном полигоне. Немецкие коллеги предложили и печку со псевдоожиженным слоем, которая дожигает отходы со сбором газа, платить за выбросы не надо – все нейтрализовано! Казалось бы, хорошая идея, но тут возникла проблема русифицикации документов и т.д.
Еще эффективнее было бы воплотить эту же идею на местном, региональном уровне: выбрать территорию для полигона так, чтобы к нему было удобно везти отходы со всех заинтерсованных предприятий – отработанное масло, остатки отмытого разлива, отходы нефтехранилище и т.д. А дальше – все по технологии: перемешивание, добавление присадок, эмульгаторов… Такая схема отлично работает на практике, немец-директор возил меня в Вену, чтобы показать это на конкретном примере.
Недалеко от австрийской столицы до 50-ых годов стояли наши войска и сливали отработанное машинное масло в соседний овраг, потом сброс отходов продолжили сами австрийцы. Со временем город разросся, подошел к оврагу, грунтовые воды оказались близко, а над оврагом уже выросли деревья. Под ними копнули и ужаснулись – под слоем почвы оказалась чернота, сборная нефтяная грязь. Попробовать ее мыть – не получается, надо чем-то разбавить. Рядом оказались заводы, их жидкие отходы стали привозить с резервуарного парка. В одном пруду начали перемешивать, далее сделали каскад прудов, чтобы лучше отмыть отходы. В конце концов, смесь попадает на установку, где все еще раз предварительно перемешивается, добавляются флоакулянты, коагулянты, и проходит окончательная очистка. Все аппараты работают, как часы, дают на выходе воду и постоянный углеводородный состав, который забирает завод, нашедший для него применение. Вода идет в оборот, а оставшийся после очистки от углеводородов осадок просто вывозят в гурты, там перемешивают, все окисляется, насыпают курганы и ставят ветряки.
- Но что мешает создавать такие заводы в регионах поблизости от предприятий, поставляющих отходы?
Этот живой пример современного экологического подхода многих вдохновляет, но реализовать подобное в наших условиях без поддержки власти – нереально. И вот пример: после выступления на ТПП, где мы получили всяческую поддержку, мы отправились разговаривать с нефтяниками Краснодарского края, где, как считает Гринпис, накоплен 1 млн. т поверхностных нефтяных загрязнений. Мы подсчитали: если край получает 2 млрд. руб. на экологию, можно использовать эту сумму; плюс – все организации будут платить за утилизацию их отходов; плюс – экономия от снижения выбросов, налогов и штрафов; и четвертый плюс – получается продукция, которую можно реализовать. Однако главный эколог Краснодарского края сразу заявил: «А у нас проблем нет. Столько отходов образуется, столько и перерабатываем». - Хотя в разговоре с его предшественником, отставным главным экологом края, выяснились просто немыслимые нарушения, накопленные за много лет огромные объемы нефтяных отходов. Он рассказал реальный случай: в жару водитель отошел с автодороги «в кустики» и закурил. Взрыв!
Я считаю, чтобы достичь результатов в экологии, на государственном уровне должна быть проявлена воля, налажена система, разработан механизм. К сожалению, от госструктур, курирующих экологическую тематику, сегодня не удается добиться эффективных действий, да и сменяемость руководства там слишком высока, не удается наладить взаимопонимание.
Однако хочется надеяться на лучшее: скоро буду докладывать свою точку зрения на проблему на МТС в Росприроднадзоре; и в Госдуме в комитете по экологии и охране окружающей среды уже предлагают отменить тендеры для экологов, ведь качественная переработка отходов не может быть дешевой. Иначе мы получаем санитарно-эпидемиологические последствия, доходящие до человека через всю питательную цепочку от земли через траву к птичке, рыбке и т.д. Тренд на раздельный сбор отходов тоже весьма актуален, а главное – промышленные отходы должны собираться и утилизироваться отдельно от коммунальных. Ведь почему наши очистные сооружения в городах плохо работают? У города, как правило, нет средств; на практике градообразующее предприятие строит себе очистные, а город подливает коммунальные отходы, и все оказывается перемешано, а этого делать нельзя. Коммунальные отходы – это другая технология переработки, в этом случае вместо полей орошения мы бы поставили вакуумирование и получали из коммунальных отходов ценнейшее удобрение, без примесей тяжелых металлов, вредных солей.
Как представитель научной школы промышленной экологии, я вижу своей главной задачей предложить современные решения экологических проблем. Кстати, решения эти получили высокую оценку международного сообщества. Хочу обратить внимание представителей НПЗ и НХЗ: сегодня появляется много технологий, позволяющих производить продукцию из отходов нефтепереработки. Необходимо дать стимул нефтяным компаниям, чтобы они внедряли эти разработки в производственную практику. Представляете, какая была бы инициатива, если, как раньше, за внедрение новых технологий и рацпредложений по экологии давать людям премии! Но пока, наоборот, чуть что, дают по рукам – не смей. Как говорил один мой знакомый генеральный директор: «Нами правит финансовый менеджмент». - И этому может противостоять только государство своей волей и законодательной властью.
Мы благодарим Станислава Васильевича Мещерякова за интересный, содержательный разговор. Желаем, чтобы и дальше не угасал в нем огонь исследователя, изобретателя, организатора. Пусть светлые идеи, воплощаясь в жизнь, приносят удовлетворение автору, а окружающая его молодежь заражается активной жизненной позицией и неиссякаемым оптимизмом своего Учителя.
Интервью провела Ирина Толстенко
Фото из личного архива С.В.Мещерякова